Сегодня, 29 июня, в День партизан и подпольщиков, я хочу познакомить вас, уважаемые посетители блога «Желябовский сельский Дом культуры» с историей молодой учительницы немецкого языка Доры Ивановны Вербовой. В годы войны она работала в Желябовской школе. Став переводчицей управляющего фон Шака, Дора имела возможность помогать партизанам Сейтлерского отряда, доставая для них пропуска.
Детство Доры Ивановны совпало с коллективизацией, а значит, и с раскулачиванием, ссылками людей, признанных кулаками. Из воспоминаний Доры Вербовой: «Вот по селу поползли слухи, что будут искать кулаков и выселять их на Урал. Само это слово «Урал» так страшило людей! Один знакомый папы предупредил его, что наша семья тоже попала в списки кулаков. Это были не просто слова, нашу семью, дедушку и бабушку уже выгнали из их нового каменного дома, мы стали жить в старом доме. Как волновались родители, дедушка и бабушка – все это чувствовали мы, дети. Решили прятаться. Но куда? Как? Крым маленький – не спрячешься, да и из села не уйдешь просто так. Рядом с Желябовкой стоял цыганский табор. Папа стал просить цыган помочь нам незаметно выбраться из села. За «плату» - овцу и постель, цыгане спрятали нас и помогли бежать за Джанкой, в татарскую деревню. Рядом с деревней были поля и огороды. Родители смогли устроиться работать на этих огородах. А поселились мы в амбаре, другого жилья не нашлось. Но покоя для семьи не было: родители волновались, как там дома, как дедушка и бабушка, может быть, нас ищут, чтобы арестовать. Так вышло, что мы о них ничего не знали очень долго, боялись им о себе что-то сообщать».
Сухие, неопровержимые факты приводят в дрожь. В Крыму в 1930 году общее число арестованных по первой категории крестьян составило 1012 человек. Приведенную цифру никак нельзя называть полной, поскольку речь здесь идет только о главах семей. С учетом остальных членов семей реальное число раскулаченных составит не менее 5 тыс. человек. Каким же был результат коллективизации, ее достижения? Коллективизация явилась главной причиной голода 1932–1933 гг., который, помимо Украины, Белоруссии, Кубани и других территорий, задел и Крым. По разным оценкам, за период 1932–1933 гг. голодной смертью умерло не менее 5–7 млн. человек. Драматизм тех событий и сегодня не оставляет нас равнодушными.
Много горя выпало на долю семьи Вербовых, как и многим крымским семьям. О голоде Дора Ивановна не может вспоминать без слез, приговаривая, что вы никогда, никогда не поймете, что это такое…
«Мы жили в татарской деревне, родители работали, и вот в дом пришла беда. Раз по селу проехала машина, которую все очень боялись, – «черный ворон». Все, даже мы, ребятишки, знали, что это едут кого-то арестовывать. Арестовали тогда троих мужчин: украинца, белоруса и нашего папу. Уже потом мы узнали, что они были в тюрьме в Симферополе. Маму тут же выгнали с работы. И тогда нам пришлось голодать. Пока было лето, еще было терпимо. Ели всякую зелень, траву – все, что можно было есть. Но вот пришла зима – еды не было никакой, только вода, одна вода. И семья стала опухать от голода, ноги у мамы стали как бревна, она плакала, мы тоже плакали, но мама ничем не могла нам помочь. И никто почти не помогал: лишь иногда татарские женщины приносили кувшинчик молока. И никто не знал, что нас ждет дальше, о папе мы ничего не знали, жив ли, где он. Нам с сестрой Полиной в школе давали по 200 граммов хлеба, всем ученикам хлеб давали, но накормить этим хлебом маму и брата мы не могли. В эту страшную зиму умер маленький братик Костя, ему было всего семь лет…»
Ивана Вербова не было полгода. Когда он вернулся, дочери не смогли узнать отца. Он изменился не только от голода и тоски, но и от побоев – лицо все было синее, страшно смотреть! Но он, немного оправившись, снова стал работать не покладая рук, чтобы его семья могла жить, а девочки имели силы учиться. И Дора училась. В совершенстве овладела русским, крымско-татарским и немецким языками.
А потом сбылась ее мечта – она стала студенткой педагогического училища. Поступила она без экзаменов к замечательным, знающим преподавателям. Это было счастливое время. «Нам платили хорошую стипендию – 80 рублей, хорошо кормили. Стипендию я не тратила, копила, чтобы помочь оставшимся в колхозе родителям. Купила я за годы учебы папе костюм, маме кофту, Поле тоже что-то покупала из обновок. Студенты были очень дружные: русские, украинцы, греки, армяне, евреи. Здесь я научилась играть на скрипке, занималась спортом и была первая в училище по бегу на городских соревнованиях. И по всем предметам я училась на «отлично»». Больше всего из предметов Доре нравился немецкий язык. Позже, её знания спасут жизнь не одному Желябовцу, ни одному партизану. Успешно окончив училище, девушка направлялась домой и тут её застала война. Дора не смогла добраться к родителям, пешком пришла к дедушке с бабушкой в Желябовку. Дора Ивановна: «Сдали мы все выпускные экзамены. Праздничный вечер был накануне 22 июня 1941 года. Душно, лето же, вышли мы из помещения на улицу, а в городе так пусто! Всем девушкам нравились моряки, в форме, бескозырках. Кое-где мелькнет моряк или офицер, почти никого нет из мужчин в форме. Куда все делись? Мы гуляли по городу, а утром все узнали – война! Люди поняли это по грохоту, такой гул стоял! Это немецкие самолеты бомбили Севастополь. Что тут началось! Паника, начали грабить магазины, около них такая давка была! Даже страшно вспоминать! Мы побежали в общежитие. Все были напуганы, понимали, что надо возвращаться домой, к родным, но как? Кто мог уехать – уехали. Поезда отменялись. И мне, и другим девочкам уехать не пришлось: поезд «Феодосия – Джанкой» отменили. И я, и две девушки еврейки, пошли домой пешком. Шли больше недели, голодные, испуганные, без денег. А такая жара стояла! Просили людей нас покормить, пустить переночевать. Так я оказалась в Желябовке, не дошла до родителей, идти одной было страшно, девочки-еврейки жили в другом месте. Они пошли в свою деревню. Даже не знаю, остались они живы или нет. Скорее всего, погибли, потому что потом, когда немцы пришли, евреев расстреливали. Сама я не видела, но все знали, что фашисты сгоняли евреев и расстреливали в противотанковых траншеях. Так я оказалась у дедушки с бабушкой в Желябовке, с ними и прожила всю войну». Учительницей немецкого языка и переводчицей Вербову назначил комендант Желябовкой барон фон Шак. «Пожилой немец, почти старик, ему было 72 года, он приехал сюда, потому что думал, что после войны ему эту землю отдадут. Звали его барон фон Шак. Очень старался, чтобы все работали – в поле, на ферме. Соединили три бывших колхоза, остались и те, кто в них работал – и колхозники, и агроном. Привезли сельхозинвентарь, семена привозили. Сам фон Шак между бывшими колхозами ездил на двуколке. Он к людям хорошо относился, за работу платили». Эти события хорошо запомнил и Леонид Третьяк, который в то время был мальчишкой. Помнит Леонид и учительницу немецкого языка, которая помогала партизанам, рискуя собственной жизнью. Но на этом испытания Доры не закончились. «Когда наши войска пришли, меня сразу арестовали, обвинили, что я помогала немцам. Держат меня в камере, в городе, на допросы вызывают. И раз мне на допросе офицер с усмешкой такой говорит: «Как это ты сумела угодить и нашим, и вашим, сам Бог так людям не угождает…» Я тогда и не знала, из Желябовки люди приходили, за 25 километров, пешком шли, за меня просили, говорили, что я не виновата. Продержали меня под арестом недели две. Потом повели под конвоем на вокзал, не знаю, куда ведут, что будут со мной делать. А там, на станции, уже все наши, болгары. Так я узнала, что всех болгар из Крыма выселяют. А у меня ничего нет с собой – ни одежды, ни обуви – в чем была, в том в вагоне и оказалась…». Как свидетельствуют другие жители Крыма, было так: по сигналу красной ракеты в 5 часов утра 21 мая 1944 года военные, не объясняя причин, не давая людям времени на сборы, грузили болгар на машины, везли на железнодорожные станции, где уже стояли приготовленные для отправки составы. Высланные попадали в разные места, в том числе и на Урал. Всего было выслано около 12 тысяч болгар, то есть все жившие в Крыму. Так летом 1944 года Дора Ивановна оказалась на Урале, в Молотовской области, а ее семья и тысячи других болгар приобрели статус спецпереселенцев.
«Плохо нас местные встречали. У папы был брат, у него было высшее образование, он был учитель истории, он так говорил, что местных специально настраивали: это привезли врагов. Когда болгар высаживали из вагонов, в них местные бросали камни, комья земли, грязь…»
Дора Ивановна стала работать в шахте сначала навальщицей, а потом навалоотбойщицей. Тяжелый, изнурительный труд по 12 часов за 500 рублей в месяц и литр спирта! За десять месяцев Дора стала передовиком, и ее направили в Кизел на слет стахановцев». В поселке Углеуральский жила Дора, как и все высланные, в бараке, а работать ее определили в угольную шахту. Это была тяжелая, мужская работа. Жизнь Доры Ивановны изменилась когда она оказалась в Соликамске, чтобы ухаживать за больной тифом бабушкой. Комендант города, Анкушин, по документам узнал, что у нее есть педагогическое образование, и что она знает немецкий язык. И так она, приведённая под конвоем, 1 октября 1945 года, оказалась в Соликамской школе.
Именно Соликамск стал для Вербовой родным городом, подарил ей прекрасных, учеников и любящего, заботливого мужа - Сергея Павлова. Крепкую семью. Когда в 1956 году были приняты документы, позволяющие покинуть болгарам места ссылки, она не захотела покинуть этот город. «А куда нам было уезжать? В Крым все равно нельзя было уехать. Да и семья уже была не та: дети маленькие, родители в возрасте. Мы же здесь кое-как обжились, мало кто из наших уехал, да и то не в Крым, в Краснодарский край уезжали. И здесь так тихо было… А там я войну пережила, не дай Бог пережить то, что было, когда у нас были немцы… там столько людей погибло…»
Вот такая история непростой жизни женщины, которая много раз стояла на пороге смерти, но выжила, стала счастливой и смогла воспитать счастливых, талантливых детей. Она так и не приехала в Крым, но несколько лет назад в Крым приезжали дочь и внучка Доры Ивановны, они посетили и Желябовский Дом культуры.
Наталья Акименко
Комментариев нет:
Отправить комментарий