Наполненная трудовыми буднями, мирная жизнь Третьяковых не была долгой и счастливой. 1941 год раз и навсегда изменил её. Мария Семёновна умоляла мужа не оставлять семью, но он не представлял себе, как можно «держаться за женскую юбку, если страна в беде!» По собственной инициативе пошёл в военкомат и… ему отказали: возраст не тот. Мария вздохнула, но Иван был не из тех, кто отступал от своего слова – ушёл добровольцем на фронт. Вскоре и старший сын – Ваня, ушёл на фронт. Сразу попал под Судак «рыть окопы», а затем оказался в составе 8-й, а позже 7-ой бригады морской пехоты. Участник обороны Севастополя, он сражался в районе Балаклавы до последних дней обороны города.
Потянулись серые будни наполненные тревогой и ожиданием. Оба её защитника были теперь далеко. Всё, что знала женщина: Иван защищает Одессу. И вот, как гром среди ясного неба – муж тяжело ранен, эвакуирован в Евпаторию, дальше - повезут в Феодосию, а откуда вместе с другими ранеными солдатами отправят в Россию… Нет, она увидит его, во что бы то ни стало! Поручив детей и домашние дела старшей дочери, Мария пошла в Феодосию. Она не думала, как пешком преодолеть не близкий путь, не думала, что потом ещё столько же нужно будет пройти, чтобы вернуться домой. Она просто шла, по зову сердца, шла к любимому. Но увидеть мужа не удалось, раненых отправляли в Новороссийск… Казалось, сердце перестало биться, когда женщина увидела уходящий в море транспорт. А дальше, как страшный сон – налетели вражеские самолёты. Небо, море, земля смешались в единую массу… Страшная боль захлестнула, оглушила и не отпускала до последних дней жизни – им больше никогда не быть вместе! Транспорт вместе с ранеными ушел на дно Чёрного моря. Ей бы и самой впору умереть, но есть ещё дети, его дети…. Говорят, что время лечит, что со временем всё забывается… Неправда! В памяти младшего сына Марии Третьяковой на всю жизнь остались жуткие события военных лет. Леонид помнит, как немецкие и румынские солдаты гнали пленных через Желябовку. Одного, больного тифом бросили, а старшие братья – Виктор и Николай, подобрали и принесли несчастного домой. Конечно, парня спасти не удалось – немцы узнали о поступке Третьяковых, солдата расстреляли. Марии же пригрозили расстрелом за сердечность. Казалось, беда прошла стороной, но нет: мать заболела тифом. Сельский фельдшер – болгарин, по фамилии Дука, осмотрел больную нехотя, сделал женщине укол в руку, но это облегчения не принесло. Рука почернела, и дети, которые тоже заболели, с ужасом понимали, что в любое мгновение могут потерять маму. Обращаться к Дуке было бесполезно, именно он предложил коменданту сжечь всю семью Третьяковых вместе с домом, чтобы тиф не распространился дальше. Наверно, какой-то добрый ангел оберегал несчастных детей, поскольку немцы не откликнулись на предложение фельдшера, ограничились предупреждающей табличкой на въезде в село. Мать теряла силы каждый день, дети сами пытались лечить больную, грели ноги бутылками с горячей водой, но разве могли они знать, как всё это делать правильно? Результат - страшные ожоги. Зрелище было ужасное: некогда симпатичную женщину невозможно было узнать: волосы вылезли, казалось, жизнь покидала исхудавшее тело. Братья обратились к врачам – немцам. Их было двое, один сразу отказался идти к больной, второй – согласился. Он осмотрел Марию, показал на почерневшую руку, и, покачав головой, сказал: «Русс – дурак». Дал лекарства и регулярно приходил в дом Третьяковых, пока семья не пошла на поправку. Да, встречались и среди захватчиков нормальные люди, но крайне редко. Были и «странные». Как-то немец - лётчик, квартирант, наградил семью целой миской сахара, узнав, что сын Марии защищал Севастополь. При этом с гордостью говорил, что бомбил город и он – пал… Особой жестокостью отличались румыны, хотя были куда трусливее немцев. Как-то в доме Третьяковых квартировал румынский солдат – пекарь, Витя и Коля были назначены его помощниками. Кстати, жизнедеятельность села была налажена идеально. Комендант – барон фон Шак, семидесятидвухлетний старик, управлял всем хозяйством грамотно. Надеялся, что после победы над Советским Союзом эти земли достанутся его семье. Он наладил работу и в поле, и на ферме. Соединил три бывших колхоза, распределил людей на работы, обеспечил сельхозинвентарём, семенами. Даже за работу платил. Между бывшими колхозами ездил на двуколке, во всё вникал. Поэтому все кто мог работать – работали. Однажды, когда мальчики были на пекарне, началась бомбёжка. Румыны бросились прятаться, а мальчишки набрали два мешка булочек и принесли домой. Вот где радости было! Но горя было больше, а люди старались выжить. Не все сохранили в себе человеческое. Начались доносы. Правда немцы, не приветствовавшие предателей, расстреливали и тех кто «донёс» и тех, на кого «донесли». Одну «бдительную даму», по фамилии Иванова, за предательство односельчан «отблагодарили» двадцатью пятью плетьми. Доносчица умерла, но в её списке были и Третьяковы. От расстрела семью спасла справка о том, что брат Иван попал в немецкий плен и отправлен на работы в Германию. Снова смерть отступила. А что же Иван - младший? На его долю выпало много испытаний, но судьба берегла отчаянного крымского парня. Вместе с небольшой группой раненых и контуженых защитников Севастополя, 4 июля 1942-го на мысе Херсонес, Иван попал в фашистское окружение. После отчаянного сопротивления, выжившие солдаты, попали в плен. Далее были фильтрационный лагерь «Картофельный городок», и концлагерь в бывшем совхозе «Красный», два побега и концлагерь города Люблин на территории Польши, а потом, непокорного, но сильного парня отправили в лагерь военнопленных №326 на западе Германии, в городе Шахтопьен. Из шахты убежать было практически невозможно. Семнадцать пленных, пытавшихся совершить побег, уже раскачивались на виселице, в назидание остальным. Но и это не остановило Ивана. С пятью единомышленниками он организовал побег. В последний момент к ним присоединился шестой пленный, пригрозил рассказать о побеге фашистам, если с собой не возьмут. Припасённого хлеба катастрофически не хватало, но они не бросили товарища. Иван, прекрасно понимал, единственный шанс на спасение – идти в противоположную сторону от Родины. Так беглецы встретили французских партизан. 4 апреля 1944-го, отчаянный парень, с прозвищем «Севастополь» стал командиром советского партизанского отряда имени Котовского. Сохранилась характеристика, выданная крымчанину Центральным комитетом советских военнопленных во Франции: «Товарищ Третьяков командовал отрядом, действовавшим в борьбе против немцев на востоке Франции в департаменте Мьюэ до прихода союзных войск. Лично принимал активное участие в боевых операциях. Отрядом проведена большая боевая работа по изгнанию немецких захватчиков с востока Франции. Сам товарищ Третьяков в боях был смелым, решительным, настойчивым и своими действиями служил примером для партизан, пользовался большим авторитетом, дисциплинированный, требовательный к себе и подчинённым, морально устойчивый и преданный делу Советской Родины». Почему его именем стал «Севастополь»? Всё просто, он часто рассказывал боевым товарищам об этом городе, о Крыме, по которому очень скучал. Об этом подробно написано в книге под редакцией Алексея Петровича Маресьева «О чём не говорилось в сводках».
В этой книге воспоминаний участников движения Сопротивления во Франции есть воспоминания Бориса Лайкевича, где он рассказывает и об Иване Третьякове. «Нас, бежавших из гитлеровских лагерей, оказалось в лесу близ города Верден двадцать человек. Через местных жителей раздобыли две винтовки, четыре карабина, пятнадцать гранат и патроны. Посоветовавшись, мы решили организовать партизанский отряд. Командиром выбрали меня, заместителем старшего лейтенанта Фёдора Богачёва. Отряд разбили на три группы, старшим первой выбрали Николая Зайцева, второй - Ивана Третьякова, третьей - Петра Дворниченко. Вскоре нашему отряду представилась возможность открыть боевой счёт: две группы посланы в засаду на дорогах, обеим сопутствовал успех. Группа Ивана Третьякова уничтожила двух гитлеровских жандармов, захватив оружие и документы, группа Николая Зайцева - одного фашиста. Перед группой Петра Дворниченко поставили задачу обеспечить отряд продовольствием, они успешно справились, захватив продукты на немецкой ферме. Почти каждую ночь мы устраивали на дорогах засады, уничтожая гитлеровские патрули и жандармов. Постепенно отряд обзаводился оружием, но его всё равно не хватало, так как каждый день к нам прибывали новые люди, бежавшие из гитлеровских лагерей. Однажды рано утром вместе с Иваном Рыжавиным и Иваном Третьяковым, проходя через одно из селений, мы заметили двух людей, спавших на сене - явно не местные жители». Оказалось, это французские партизаны - маки. Название партизанского движения происходило от слова «маквис», которым называли труднопроходимые заросли из жёстколистных вечнозелёных кустарников. Вскоре они помогли наладить связь с Центральным комитетом советских военнопленных, который руководил действиями советских патриотов во Франции. Ивана Третьякова и Бориса Лайкевича переправили в Париж на совещание командиров советских партизанских отрядов. «Там мы встретились с руководителем штаба Василием Таскиным, его заместителем Владимиром Постниковым, командирами отрядов «Железняк», «Парижская коммуна», «Донбасс», «Деде», «Катрин» и других. Там решили, что советские партизанские отряды будут действовать самостоятельно, а для проведения крупных операций объединять усилия.
Советские партизаны не только самостоятельно громили фашистов, но и помогали французским братьям. Так однажды отряды Фёдора Богачёва и Ивана Третьякова помогли окружённому врагом французскому партизанскому отряду, при этом группа нашего земляка уничтожила большую группу фашистов и около десятка грузовиков. В сборнике «О чём не говорилось в сводках» есть и воспоминания о том, как объединившись, отряды захватили огромный фашистский склад продуктов и боеприпасов. Шесть ящиков гранат пригодились для диверсий на железных дорогах. «Первая такая диверсия осуществлена 15 июня 1944-го. Штаб получил сведения, что в этот день на восток отправляется эшелон с самолётами и автомашинами. В диверсии принимали участие партизаны отрядов «Котовский», «За Родину» и «Чапаев». Место выбрали между городами Бар-ле-дюк и Верден в трёх километрах от селения Асмо. Здесь железная дорога проходила по высокой насыпи, с одной стороны которой тянулся лес. Третьяков, Александров и Аркадий Яровишин заминировали железнодорожное полотно: связали двадцать гранат, за кольцо одной привязали шнур и замаскировали его. Как только паровоз эшелона достиг заминированного места, Третьяков дёрнул шнур. Послышался сильный взрыв, заскрежетало железо. Вагоны налезли один на другой и свалились под откос. Из задних вагонов начали выскакивать гитлеровцы, но тут же валились на насыпь, скошенные огнём партизанских автоматов».
Иван Третьяков руководил отрядом по 1 октября 1944-го, пока не пришли союзные войска и партизаны не соединились с американскими военными. Уже в наши дни брату Ивана Третьякова, Леониду Ивановичу переслали из регионального управления ФСБ России по Архангельской области справку, написанную на основании хранящегося у них фильтрационного дела №6615. «25 октября 1944 года, - говорится в ней, - Французская миссия по репатриации направила весь отряд на сборный пункт города Сан-Мишель.
В январе 1945-го Третьяков вместе с другими русскими партизанами переведён в лагерь советских граждан во Франкфурте-на-Одере. На Родину вернулся в июне 1945-го. Фильтрационную проверку проходил в Ростовской области в Новочеркасске. По решению фильтрационной комиссии в феврале 1946-го направлен в постоянные кадры промышленности (место не указано)». Но брат Ивана Третьякова говорит, что бывший партизан долгое время работал на севере. Обойтись без фильтрационных дел, проверок и новых лагерей тем, кто возвращался домой из фашистских концлагерей, с принудительных работ или, как Иван Третьяков, после партизанской борьбы, увы, было невозможно. Под видом жертв нацизма в СССР хлынули и иностранные агенты, в качестве легенды использующие лагерный номер, и приспешники гитлеровцев, перебежчики, решившие под шумок избежать наказания. Такое было время.
Крымчанин, желябовец, Иван Третьяков, не изменивший Родине и воинскому долгу, проверку прошёл. Но на полуостров вернулся не сразу - работал на севере. Потом, когда всё же перебрался в Крым, решил поселиться в Симферополе, вернулся к привычной с юности профессии - работал шофёром. Красивый мужчина, недюжинной силы, с волевым характером, на вопросы о том, как воевал, предпочитал отшучиваться: воевал, как все солдаты. Героем себя не считал, жил просто, не пользуясь льготами и привилегиями. Такой вот, настоящий РУССКИЙ СОЛДАТ – Иван Третьяков.
Вот такие они, наши односельчане, – Третьяковы (или, Третьяк, как эту фамилию стали записывать позже), люди, которыми можно гордиться.
Акименко Наталья Александровна.
По воспоминаниям брата Ивана Третьякова, Леонида Третьяка.
#детивойны#бессмертныйполконлайн
#МыПомнимМыГордимся#КнигаПамяти#Скворцово
#нижнегорский #последамсейтлерскогоподполья
Леонид Третьяк. Брат Ивана Третьякова.
Удостоверение партизана Ивана Ивановича Третьякова
Леонид Третьяк с внуком у стены Памяти в с. Желябовка.
Комментариев нет:
Отправить комментарий